в разваливающуюся сумку-тележку. За её действиями ничего не выражающим, лишенным всякой живительной искры взглядом наблюдала молоденькая продавщица. В прохладном воздухе слышался лишь шорох целлофана, тихое бормотание старушки и мерное гудение двух морозильных камер, расположившихся у стены, и холодильника у открытого настежь окна, завораживающее своим однотонным звучанием.

Вова облизнул пересохшие губы и невольно почувствовал странную дрожь. Нынешняя обстановка совершенно не нравилось ему, всё будто бы намекало на то, что нечто жуткое должно произойти в скором времени. Слова, сказанные невесть кем, давящая на сознание тишина… даже в поведении старушки он уловил что-то неприятное. Вова не мог найти в своей голове точного определения или малейшего рационального объяснения окружающей обстановке, но понял, что ему следует как можно быстрее покинуть это место. Такое решение ослепительно вспыхнуло в мозгу, и молнией пронеслось по всему телу, доставая до самых отдаленных его частей и выводя тем образом мальчика из ступора.

«Да, нужно уйти отсюда».

Удары Вовиного сердца продолжали неприятно отзываться в груди. Кровь пульсировала в висках, предвещая отчётливое чувство надвигающейся опасности. Но что это за опасность, и откуда она исходит? Ведь отсутствуют её видимые признаки, ибо Вова прекрасно знает, что родители находятся далеко, а в округе никого, кто бы мог узнать его. Ситуация никаким образом не может сыграть ему во вред, а Фортуна всё-таки решила остаться рядом с ним, коль он ещё здесь! Тем не менее внутри медленно нарастала тревога, спешащая увести Вову туда, где опасения не смогут дотянуться до него. Туда, где он будет в полной безопасности…

Шум, образовавшийся за спиной, заставил Вову обернуться. Пачка с чипсами, к которой он коснулся несколько секунд назад, лежала прямо у ног, играя отражающимся от её глянцевой поверхности светом ламп, словно не дождавшись мальчика, решила подобным жестом напомнить ему об уходящей на второй план изначальной цели.

– Эй! Будь там осторожнее! – прикрикнула продавщица, увидев валяющийся на полу товар. – Кому захочется жевать раздавленные тобой крошки?

Вова бегло направил в её сторону удивлённый, слегка растерянный взгляд, и быстро опустил голову обратно, стараясь понять, каким образом упаковка чипсов сумела упасть. Между ней и краем полки протянулось не менее пятнадцати сантиметров свободного места, чтобы стоящие у края вещи не могли также очутиться на полу. Никто и никогда не пытался сократить их, и уж больно не понравилось Вове это. Непонимание заставило его насторожиться и вновь ощутить лёгкое прикосновение мнимой опасности. Он знал, вещи не способны менять своё местоположение, если того не захочет человеческая рука, выполняющая очередной каприз мозга, не наблюдаемой к сожалению мальчиком. Однако факт оставался фактом, ударяя присущей неоспоримостью похлещи твёрдого кулака: «Лейс» покоилась на полу, и никакая сила не воздействовала на них в данную секунду. Ничего ощутимого, сумевшего столкнуть их.

Совсем растерявшись и не зная как правильнее всего поступить, Вова почесал затылок. Голос разума всё настойчивее приказывал ему плюнуть на случившееся, развернуть, и со всех ног бежать прочь, бежать домой и позабыть об этом пасмурном апрельском дне, как об очередной злой шутке судьбы, смириться с которой суждено ему поздно ночью, уткнувшись пухлым лицом в пропитанную слезами подушку. Но по велению обычая, на добродушный проблеск благоразумия нашёлся свой змей-искуситель, и Вова вдруг осознал, что где-то в душе медленно, словно увеличивающийся по мере сгорания спички огонёк, зреет желание опустить руку и поднять чипсы. Да, он был вполне не против сделать это, ибо когда ещё случай обернёт своё удачливый лик в его сторону?

«Они упали… Но и что же в этом такого? – вдруг задался он вопросом. – Они надёжно упакованы, и грязь с пола не попала в них. С кем не бывает».

И снова тот голос. Тихий, еле слышный шёпот, почти невосприимчивый, скорее напоминающий отголоски далёкого эха, искажённого долгим расстоянием:

– …совсем не нравится…

Но Вова уже не обратил на него должного внимания. Возбудившись, он потерял связь с чувством тревоги, отдаляющего мальчика от совершения роковой ошибки до последнего мгновения. До того как он нагнулся, вытянул руку и ухватил острый край упаковки, с громким шорохом подняв её. И именно тогда, почувствовав пальцами гладкую поверхность и выпуклость вертикального шва, Дежа-вю волной обрушилось на него, вскидывая на поверхность потонувшие в океане памяти давным-давно картины. Перед глазами в безудержном хороводе вспыхивали знакомые воспоминания, окутывающие сердце теплом, таким приятным и таким недостающим. Вкус, запах, ощущения, звук – всё стремительно восполняло потерянную форму, и мир медленно поплыл в голове.

Смерть ликовала и, наслаждаясь мгновением, заносила косу над покрытым чёрным капюшоном черепом. «Тебе хорошо, – изливался могильный холод из бездны за торжествующе раскрытыми челюстями, – так хорошо, что два крыла взметнулись за спиной. Пусть же они унесут тебя высоко вверх, в небеса, где жаркое солнце обратит их в пепел, и ты в ужасе рухнешь на землю, соединившись с ней воедино»…

Чипсы показались Вове необычно тяжёлыми…

3

Уверяю тебя, дорогой товарищ читатель, уверяю со всей таящейся внутри меня искренностью, ожидающие впереди тебя события отложат тяжелый мрачный след на каждом жителе села Михайловки. Многие будут вспоминать произошедшую трагедию, всем сердцем желая забыть гуляющие по пустынным улицам слухи, гонимые холодной рукой ужаса. Но мы всё равно будут помнить, и кажущиеся фантастической выдумкой воспоминания, въевшиеся в память подобно испивающему кровь клещу, заставят нас говорить.

Говорить против воли, будто подчинены мы чужому взору…

Иногда я прохожу мимо дома Лякиных, некогда ухоженного и жилого. Теперь его жильцами были мыши, тараканы и пауки. Особенно пауки. Двор зарос сорняками, окружившими выцветавшие на солнце стены с облупившейся краской непреодолимой стеной. Веселящаяся молодежь камнями разбила стёкла в окнах и порой, всматриваясь в эти тёмные дыры, окаймленные острыми стеклянными зубами, меня неожиданно постигает тревожное ощущение чьёго-то злобного присутствия. Словно нечто смотрело на меня оттуда, пока я смотрел туда. Главное различие состояло лишь в том, что это нечто действительно видело меня. В памяти сразу же всплывал рассказ, услышанный мною спустя несколько дней после вышеописанного. Рассказ, по правде говоря, поначалу не нашедший внутри меня верующего отклика – уж слишком походил он на вымышленный бред, взятый из сюжета какого-нибудь фильма или книги. Соседи, живущие неподалёку от Лякиных, поведали удивительную, и в то же время жуткую историю: примерно в четыре часа дня, ничего не подозревающее семейство вернулось домой. Муж вместе с дочерью принялся выгружать из багажника покупки, совершённые в магазине «Мария-Ра», а жена, решив позвать Вову им на помощь, направилась в дом. Спустя десять секунд, раздался её леденящий душу вопль, ибо сын